Теоретический Лицей им. Л.Н.Толстого. Город Глодень, Молдова

Воспоминания о детстве и школьных годах.

Вот уже около полугода миновало с того момента, когда Василий Кузьмич предложил мне написать небольшое эссе о своей родной Глодянской средней школе №2. И я его не писал. Сказалась и обыкновенная занятость, и непонимание предмета, и, надо признаться, размытость многих деталей, которые, на первый взгляд кажутся важными. В общем – не писалось! Потом был отпуск – первый за два ковидных года, когда удалось поехать домой в Молдавию, в родное село, повидаться с мамой, с соседями, а потом, по инициативе Василия Кузьмича – и с администрацией города, и с коллективом районной больницы и с учителями. Последняя встреча оставила удивительно теплое впечатление... И, совсем недавно, накануне Дня учителя, меня потянуло «к перу»… И для того, чтобы написать короткое письмо-поздравление Василию Кузьмичу и всему педагогическому коллективу школы и, чтобы приступить к реализации обещанного.

Что я помню о школе? Что я помню об учителях? Об одноклассниках? Чем хотел бы поделиться? И я решился довериться своей памяти, а иногда мимолетным впечатлениям, которые впечатались в мою память надолго, на всю жизнь! Может статься, эти строки окажутся полезными не столько для учителей, сколько для родителей, а может и для старшеклассников, которые уже многому научены и готовят себя к «взрослой» жизни.

Детство… Несмотря на то, что я всегда ощущал себя любимым ребенком, детство было не безудержно радостным и беззаботным. Родители всегда много работали: вначале на работе (мама – лаборантом – бактериологом в санэпидстанции, а папа вначале работал комбайнером, потом механиком в совхозе, а потом – механиком по снабжению в АТБ№27), а потом – дома, на приусадебном участке. В детский сад в ту пору из нашего села дети не ходили, и, пока родители были на работе, за нами присматривали бабушки. И всегда нам поручалась какая-то работа. В зависимости от возраста и сноровки. Разумеется - под контролем старших. Мы кормили цыплят, пасли гусей, подметали двор, убирались в доме, помогали родителям и бабушкам в огороде. Этими обязанностями мы, как правило, тяготились. Но, часто, они становились поводом для радостного общения с родителями. К примеру, летом, когда поспевала черешня и вишня, а потом и виноград, мы с сестрой должны были к возвращению мамы с работы собрать трехлитровый бидон какой-то из перечисленных ягод. И в то время, когда мама переодевалась и недолго отдыхала после трехкилометрового спринта, мы, вместе с мамой, съедали эти ягоды, как правило,  с хлебом, и говорили-говорили-говорили, часто перебивая друг дружку, а она нас мирила, ласкала, благодарила… А потом мы, уже вместе с мамой,  вновь принимались за уроки, либо за работу, когда уроки уже были сделаны.  Папа приходил позже, никогда не перекусывал и сразу бросался «в бой». Именно так я запомнил его стиль работы. Он делал все самое тяжелое, мужское, хотя никогда не гнушался и нашими обязанностями, к примеру – собирать картошку, ту же черешню, вишню, сливу, орехи - все, что уже было нам по силам, но мы либо не успевали, либо просто ленились. Папа всегда нам помогал, никогда не ругался и всегда уходил с огорода последним! Сегодня слезы наворачиваются от этих воспоминаний, но именно они остались главным впечатлением детства, ощущением семьи, разделения обязанностей...

Особенно помнятся выходные дни. Папа обычно вставал рано, обходил все наше хозяйство, кормил, поил, в зимнее время – расчищал двор и тропинки, которыми мы все пользовались… А мы бежали к маме под одеяло – полежать, понежиться, поговорить и помечтать. Моей любимой темой – было мое будущее как летчика. Воображение рисовало мне полеты на истребителях, а мама говорила о том, как я на вертолете прилетаю домой на каникулы и приземляюсь в огороде у бабушки… при этом соломенная крыша бабушкиного сарая непременно улетала в наш овраг и это факт восхищал меня больше всего! Сценариев было множество, но финал всегда меня приводил в восторг и мамины артистические навыки восхищали не меньше! Я ее обожал…

Приближалось и мое школьное время. Тоня, моя старшая сестра уже ходила в нашу сельскую школу. Училась легко, была круглой отличницей и мне казалось, что так случается с каждым школьником. В ту пору к школе особенно не готовили. Во всяком случае, букварь мы изучали в школе. Писать нас тоже учили в школе. И школа -то была русская! Значит и разговаривать там надо было по-русски! А мы, со своим украинским суржиком, были не очень к этому готовы. Учитель мой первый – Иванов Василий Федорович, русский человек, осевший в наших краях со времен Великой отечественной войны и учивший еще мою маму, был непререкаемым авторитетом и в селе, и среди учащихся. Высокий, статный, красивый, мужчина, с короткой стрижкой и сединой на висках, строгий, но добрый и терпеливый, с особенным чувством юмора… таким я его помню всю свою жизнь. Учил он нас всего полгода, но запомнился навсегда! Своим каллиграфическим почерком, замечательным русским языком и редкими, но такими запоминающимися шутками… Мы неплохо осваивали базовую программу, но уроки, требовавшие знания разговорного русского все еще вызывали затруднения. И вот, однажды на уроке, мы должны были описывать картину. Это был зимний пейзаж большого сада, в котором хозяйничали зайцы. Я уж не помню, кто о чем говорил, но мой сосед - Ян Комарницкий никак не мог сказать, что зайцы грызут деревья. Не потому, что не знал, что они делают – это было ясно изображено на картине, но потому, что …сомневался в своем русском языке! А Василий Федорович наседал, подсказывал… Наконец,  и он не выдержал и спрашивает: «Ну что же там, в саду, делают зайцы? Пашут огород?!» Помню, что всем стало весело, даже «ответчику»!

А через полгода к нам пришла новая учительница – Михалевская Антонина Васильевна. Она была своей, сельской, да еще и нашей дальней родственницей (в селе все были в каком-то родстве), поэтому «официоза» в школе стало гораздо меньше. Мы как-то психологически расслабились, не так боялись ошибиться в своем русском и она нам мастерски помогала, подсказывая, а иногда и наводя на уже звучавшие слова и выражения! При этом ее звонкий, требовательный голос держал нас «в тонусе» постоянно. Она была гораздо эмоциональнее своего предшественника, азартно объясняла и часто не могла скрыть своей досады на наше непонимание, что нас расстраивало не меньше. Надо сказать несколько слов об особенностях преподавания в начальной сельской школе с.Стырча. В мои школьные годы Учитель был один на 4 класса (старшие ребята и родители рассказывали, что раньше и классы были больше и учитель был не один. Преподавание велось в двух помещениях. Была спальня, где дети спали после обеда…, но мы всего этого уже не застали!)  Класс, в смысле комната, в которой мы занимались, уже был один. А классов (в смысле… классов) было 4! Поэтому занимались в две смены, но не так как это принято сейчас… С 9-00 уроки начинались в первом и в четвертом классах. Через два урока к нам присоединялись второй и третий классы. Еще через два урока первый и четвертый уходили домой, а второй и третий проводили свои еще два урока. Как чередовались сами уроки я уже не помню, но то, что нам удавалось подслушивать и тянуться за старшеклассниками – помню отчетливо. Все это, нередко приводило к тому, что ученик второго класса помогал решать задачу ученикам третьего класса!  Тогда имя «героя» к вечеру знало все село! Знали и имя того, кому помогли, но никогда его не обсуждали… Вот такая сельская педагогика…  Нас было четверо и мы уже учились в четвертом. Самый многочисленный был наш третий класс. Там училось 7 человек. А вот во втором и в первом уже было по 2-3 человека. Так случилось, что после нашего выпуска школу все-таки закрыли и всех детей перевели в Глодянскую среднюю школу №2.

Но вернусь к своему первому классу… К третьей четверти выяснилось, что у меня большие проблемы с арифметикой. Я даже успел получить пару троек. Была и единица, за которую папа меня не ругал. Он не считал единицу оценкой. Он считал, что это «учитель психанул», значит и в расчет эту, поставленную в порыве гнева, оценку брать нельзя! Тем не менее, проблема была обсуждена на домашнем совете и … папа взял отпуск, чтобы каждый день, в дни наших школьных каникул, со мной решать задачи и примеры нашей школьной программы, объяснять мне, порой вдалбливать очевидные вещи! При этом, я не помню, чтобы он когда-то повысил голос! Много лет спустя, мама мне созналась, что она гораздо менее терпелива и это было папино решение…. Мы «прошли» весь учебник и дела мои наладились. Математика прихрамывала, но на крепкую четверку папиных трудов хватило класса до третьего, а в четвертом как-то мозги начали «просыпаться» и я закончил начальную школу с отличием.

Я этот эпизод описал столь детально по причине, о которой сам узнал только после защиты своей первой, кандидатской диссертации! Оказывается, в нашем интеллигентном селе, за нами, детьми, пристально наблюдали взрослые… Судя по всему, обсуждали и результаты своих наблюдений. Делились… А школу нашу давно уж хотели закрыть! И решалось это в Фалештах, тогдашнем районном центре нашего округа. Мой отец по роду своей работы часто ездил в командировки на служебном грузовике и, по просьбе сельчан, а потом уже и по собственной инициативе, нередко заходил в РОНО, хлопотал о том, чтобы школу не закрывали! Эти слухи дошли и до Василия Федоровича. И тот, в какой-то частной и очень доверительной, беседе с кем-то из своих ближайших друзей высказал свое удивление этой активности моего отца. Прежде всего потому, что … «сын у Казимира Ивановича-то… в общем…,  «не того»! Сейчас, наверное, сказали бы - особенный, а тогда говорили проще…  Вот такая история вскоре стала известна моим родителям и они мне поведали о ней не тогда, когда я с отличием закончил начальную школу, не тогда, когда я успешно (кажется, с тремя четверками) закончил Глодянскую среднюю школу №2, и даже не тогда, когда я с отличием закончил Кишиневский государственный медицинский институт! Не рассказали и после того, когда я, по окончании клинической ординатуры в Ленинграде, в НИИ пульмонологии Минздрава СССР привез блестящую характеристику и стал врачом. Мне рассказали эту историю только после досрочной защиты кандидатской диссертации!

И пусть этот фрагмент не имеет прямого отношения к моей «школьной» истории, но как пример для родителей, в семьях которых есть подобные дети, мне кажется, он бесценен.

И вот, пролетело очередное сельское лето, и мы пошли в пятый класс, в Глодянскую среднюю школу №2. Конечно, все было вновь… первое, что поразило – огромные классы по 25-30 человек. Выяснилось, что нас, сельских и брать-то не очень хотели в свои классы классные руководители. Поэтому наших девочек – Таню Воевудскую взяли в пятый А класс, Таню Михалевскую – в пятый В, класс, а меня с моим соседом Яном Комарницким, в виде исключения забрала к себе Галина Александровна Вздыхалкина, в пятый - б! И начались наши школьные будни. В памяти всплывают разрозненные эпизоды классной жизни, как первое знакомство с нами. Меня усадили за первую парту первого ряда, (у двери) вместе с Анатолием Диким. При этом, он сидел на месте под номером 1. Фамилия эта, похоже, всем учителям школы была хорошо известна, поэтому при перекличке Галина Александровна произнесла ее с особым выражением…. Толик, при этом, совсем не расстроился и под общий хохот класса, характерно потягиваясь при вставании (он сохранил эту манеру до десятого класса) сказал: «Не расстраивайтесь, Галина Александровна, я Дикий, уже последний!» Так мы больше узнали о причинах той памятной интонации Галины Александровны! И годы совместной учебы полностью подтвердили ее обоснованность.

Первое «открытие», которое мы сделали после нескольких дней учебы, было о том, что за целый день учебы тебя могут ни разу не спросить! Это невозможно было себе представить в нашей сельской школе, когда нас спрашивали поминутно десятки раз на дню! Разумеется, напряжение, с которым мы шли в школу снизилось. Да и успеваемость, признаться, тоже. Появились четверки… и много. Мы учились хитрить, выцеливать и угадывать: спросят – не спросят. Эта рулетка, как известно, всегда настроена на проигрыш, но тогда мы поддались этому, как казалось, вселенскому, настроению. Завораживало и поведение наших «городских» одноклассников… Они были гораздо смелее, совершенно не стеснялись своих плохих оценок, пытались шутить с преподавателями. Запомнились оба Виктора Скрипники. Даже и не родственники… совершенно разные. Один – со склонностью к полноте, молчаливый, основательный, но медлительный. Педагогам не досаждал, учился посредственно. Другой – был весельчак и говорун, всегда улыбался. У него были, как мне казалось непропорционально длинные ноги.  На физкультуре он как-то смешно бегал, что всегда служило поводом для шуток. Но он не комплексовал! Кого еще отчетливо помню?! Сашу Андрущака, Сашу Щербового, который к концу школы преобразился в большого и самого сильного парня в классе! Помню Лену Данилову, Таню Волошину и Таню Волощук, Гену Волкуновича, Валеру Белика, Валеру Сторожчука. Помню  Володю Пастернака – нашего весельчака и лучшего баскетболиста, несмотря на свой маленький рост! Помню Володю Попадюка, который на первом нашем построении стоял первым, а к старшим классам мы его все «обогнали» и он стоял в конце шеренги парней, хотя все школьные годы оставался нашим школьным знаменосцем. Володя занимался в музыкальной школе – играл на аккордеоне! Это была и моя мечта! Но так и не сбывшаяся. И по причине удаленности нашего села от музыкальной школы, и по причине отсутствия таланта, о чем, я уверен, знали мои родители, и по причине дороговизны инструмента, который просто не за/ на что было купить! Но я всегда замирал, при звуках аккордеона (это до сих пор мой любимый инструмент) и Володя долго был моим кумиром. Я помню даже в гостях у него был…и он мне играл и пел «Благодарю» Муслима Магомаева…

На все это наслаивались и наши природные «таланты» - в моем случае – отсутствие оных… Особенно тяжело было на рисовании. Рисовать я никогда не умел! Появились и первые тройки. И уже систематические… Все это продолжалось до первого родительского собрания. В ту пору мы уже с трепетом ожидали родителей (а они ходили на собрания вместе!) Эта фраза касается только меня, так как сестра моя никогда, особенно не волновалась. Как и в Начальной школе, она была круглой отличницей, отличалась похвальным поведением и ничего плохого о ней не говорили! А у меня были трудные дни… Возвращение родителей после родительского собрания всегда заканчивалось длинным разговором. Строгим, но доброжелательным. Строились планы исправления. Меня стыдили, приводили в пример Тоню…, а она меня всегда защищала и говорила, что мне «трудно дается» материал.

Особенно трудно было с математикой. Ситуация эта продолжалась не один год! Количество четверок в четвертях, насколько я помню, колебалось от 8 до четырех и … терпению родителей я поражаюсь до сих пор. Но главный результат, которого мы достигли сообща – я перестал им врать и выкручиваться. Я стал систематически готовиться к урокам. Я просил о помощи сестру - и она мне помогала. Папа даже стал подшучивать надо мной… учись как можешь, мол, а работа тебя ждет и указывал в направлении нашей свинофермы, где мы неделями пропадали на каникулах, помогали работникам кормить и ухаживать за животными ради того, чтобы они нам разрешили под вечер покататься на лошадях… Я не хотел там работать!!! И это тоже стало стимулом, который побудил меня к каким-то сугубо личным размышлениям, сопоставлениям. Именно эта внутренняя работа привела к тому, что многое в окружающей жизни стало восприниматься более выпукло, объемно, как сейчас говорят – в режиме 3D… Может это были первые признаки «взросления», а может – таким бывает переходный период у подростков?! В любом случае, бунтарство, поиск поводов для самоутверждения, «рискованное» поведение – все это меня миновало.

Я стал пристально наблюдать за поведением педагогов. Интересовало все. Манера держаться и говорить, манера одеваться, ходить, учить… Разумеется, все это воспринималось сквозь призму изучаемого предмета… Ботаника… Елизавета Семеновна… характерная, невозмутимая, казалось, не обращавшая внимание ни на кого вокруг, с бесконечными пестиками и тычинками… Никаких преференций  у нее на уроках никто не имел. Вопрос – ответ. Знаешь- не знаешь! И все! Урок окончен, запишите домашнее задание…

Молдавский язык… Мина Яковлевна… До сих пор помню ее в яркой кофте салатового цвета! В ту пору, молдавский язык в почете не был. И она его преподавала без пафоса, без надрыва. Но у нее был еще один талант – тотальный контроль над классом! Один глаз у нее как будто смотрел на тебя, а вторым она удивительным образом «сканировала» весь класс, замечая все детали происходящего! Помню ее неизменно доброжелательное отношение ко всем ученикам. Особенно приятно это было наблюдать во время «большой перемены», когда вся школа выстраивалась в очередь за пирожками… ее улыбка, шутки по поводу количества закупаемых пирожков. Должен сказать, что ничего более вкусного, чем те, школьные пирожки с джемом, кажется, мне и пробовать не доводилось. Нередко и преподаватели лакомились этими же пирожками…

Отдельно хотел написать о Галине Александровне – нашей классной… Помню ее всегда строгой и ироничной. Каждого из нас она, по-своему, любила. Но поблажек не давала никому. Особенно это проявилось, когда мы немножко повзрослели, появились первые симпатии, разочарования, даже трагедии! Меня не покидало ощущение, что она про нас знает все! Ее проницательный взгляд, шутки, в которые она вкладывала и свое знание конкретной ситуации обезоруживали и … часто отрезвляли! Как преподаватель французского языка – она нас не обременяла. Много лет спустя, я прочитал, что в Советском Союзе существовали инструкции, согласно которым, преподавания языков в школе не должно было позволить заговорить на этом языке… Возможно…, но мы знали, что Евгения Федоровна (преподаватель французского в других классах) преподавала по-другому…, организовала и дополнительные занятия, правда, уже за плату, для желающих углубить свои познания. Мы же, под руководством Галины Александровны, к экзаменам вызубривали тексты «о себе», «о семье», «о стране» и т.д. к экзаменам и получали свои хорошие и отличные оценки. Размышляя об этом предмете сегодня, я вспоминаю и Александру Александровну, которая преподавала английский язык у части нашего класса. Одноклассники рассказывали, что она преподавала увлеченно и они часто употребляли какие-то английские слова и выражения, что выгодно их отличало от «чужих».

Однако, как классный руководитель, на мой взгляд, Галина Александровна была непревзойденным психологом и воспитателем. К каждому она находила свой ключик. Все открывали ей свои детские души и она никогда не «заступала за черту» в своих предельно жестких разговорах с родителями! Детские тайны были для нее запретной темой! Много лет спустя, уже будучи родителем, я допустил одну бестактность… Вернулся домой после очередного трудового дня и уже с порога жена мне сообщила, что завтра Павлуша (наш старший сын) должен принести в школу 4 рубля и 50 копеек ( а может уже 4500 рублей – не помню) за коллективное фото, которое состоялось в их классе. Я сразу же полез в кошелек и достал оттуда 5000 купюру. Сын, при этом вертелся неподалеку… Жена попросила дать копеек, чтобы точная сумма получилась, на что я ответил…, мол сдачи не надо… -  это им «на чай»! На следующий день в доме разразился скандал. Теща, Лидия Яковлевна, выскочила в дверь как ошпаренная, едва я вошел в квартиру, что-то бормоча недоброе в мой адрес. Жена рассказала, что сын при передаче денег преподавателю, точно воспроизвел мои слова, при попытке Людмилы Васильевны вернуть ему сдачу! О чем она и поведала Лидии Яковлевне, когда та забирала Павлушу из школы. И назавтра было назначено родительское собрание… Стало понятно, что на этот раз на собрание должен идти я. Каково же было мое удивление, когда собрание закончилось, а этот эпизод ни разу не прозвучал из уст Учителя?!  После собрания я подошел к педагогу и сообщил, что тот папа, который вчера передал Вам на чай - это я. Она улыбнулась и сказала, что она меня узнала сразу, так как мы с Павлушей очень похожи лицом. На мой вопрос, почему она не пожурила меня публично, она ответила: «Потому что дети мне многое говорят такого, о чем родителям лучше не догадываться». И учитель всегда должен очень дозированно пользоваться этой информацией… Ряд обезличенных примеров, приведенных в этом разговоре, убедили меня окончательно, насколько тонкая вещь – педагогика! И вот Галина Александровна  - осталась у меня в памяти навсегда, как пример этой верности детям, при всей своей строгости. Даже на моей свадьбе, где Галина Александровна была почетным гостем, вместе с Антониной Васильевной Михалевской – моей первой учительницей, я с трепетом ждал ее поздравительной речи, в которой она с большим юмором и теплом напомнила мне некоторые эпизоды моей школьной жизни!

Наверное, пора признаться, что далеко не все преподаватели оставили глубокое и положительное впечатление. Этот факт я объясняю, отчасти, свойством памяти отфильтровывать негатив. Многое объясняется и тем, что подобных воспоминаниях не хочется писать о некоторых очень узнаваемых привычках педагогов, о неумении некоторых из них, превратить урок в праздник, в нечто незабываемое! Но, напротив, урок Зои Петровны, по литературе, который она провела в нашем классе во время болезни нашего преподавателя я помню всю жизнь.

Это была высокая, статная, красивая женщина (часто о таких говорят -украинской стати!), очень похожая, на мой взгляд,  на Людмилу Зыкину, с безупречным русским языком, строгая, но открытая к ученикам, не боящаяся острых, часто - неуместных вопросов и детских глупостей! Меня она очаровала сразу, как только вошла в класс! Не вспомню сейчас темы занятия, но в каком-то предложении прозвучали «трусы». Смешок в классе и пинок в адрес произнесшего это слово был немедленно замечен Зоей Петровной и она без тени улыбки, таким же ровным, спокойным и невероятно уверенным голосом повторила это слово, вопросительно глядя в класс. Все, естественно стушевались! Нам казалось, что упоминание такого интимного предмета уже содержит некоторое неудобство… Зоя Петровна наступала… «Что особенного Вы находите в слове «трусы»?! Трусы носят все приличные люди! Разве не так? Тогда скажите, кто сегодня пришел в школу без трусов?!» И частое произношение этого слова, и провокационный характер вопросов, на которые, кстати, Зоя Петровна не ждала ответов, нас остудили, успокоили, а небольшая «проповедь» о пользе трусов переключила нас с исключительно эротического представления об этом предмете, на гигиенический и, на какое-то время, я потерял к нему интерес.

Много интересного происходило во время осенне-полевых работ, которые съедали половину первой четверти! Чаще нам приходилось работать на ломке табачного листа. Реже – собирали винные сорта винограда. Самые неприятные воспоминания оставила уборка сахарной свеклы, которая начиналась поздней осенью, когда уже наступали холода. Имело значение все: и погода, и расстояние до места сбора в колхозах и совхозах, и то, как нас кормили. Я вырос в селе и никакой работы мы не чуждались. Поэтому, несмотря на то, что самой вредной работой была ломка табачного листа и его нанизывание на прочную нить для просушки в кэсуцах (это был удел наших девочек), эта работа нравилась мне больше других. А любимым моим местом работы был колхоз «Друмул ноу» в селе Октябрьское (так оно тогда называлось). Забота о детях там всегда была неформальной. Правление колхоза всегда привозило нам что-то от себя! Вареные яйца, плацынды  горячий чай… Все это удачно дополняло наши домашние бутерброды и придавало нашей трапезе законченный вид!

Уборка винограда была более кропотливым занятием… мерзли руки, собирать упавшие на землю ягоды было трудно… поиск корзин и необходимость их оттаскивать в междурядья, часто меся грязь по щиколотку... Однажды нас вывезли на работу уже морозным утром, что не добавляло энтузиазма ни нам, ни нашим преподавателям…, но все работали.

Разумеется, больше ярких воспоминаний сохранилось о старших классах… Отдельная страница моих воспоминаний о Валерии Александровиче Аджигерее – преподавателя физики и астрономии. Они интересны, прежде всего тем, что мы с ним были знакомы еще до того, как он стал моим преподавателем. Он был женат на нашей соседке – Тамаре Зазулиной и дружил с моим дядей Калюней, как его все звали (Карл Петрович Котелевич – младший брат моей мамы, уже ушедший, к сожалению, из жизни). Валерий Александрович был очень худым, сутуловатым, немногословным человеком и строгим преподавателем. Талантов к точным наукам, как я уже писал в самом начале повествования, не добавилось, но труд сделал свое дело и я учился «на хорошо и отлично», понимая, что мне никогда не превзойти нашего классного «гения» точных наук – Виктора Гуцу! Валерий Александрович Виктора обожал! Но был столь же строгим, к нему, как и ко всем нам. Только иногда подобие улыбки угадывалось на его лице, когда кто-то из нас (чаще, конечно, Виктор) решал сложную задачу или отвечал на вопрос. Сложность его вопросов всегда состояла в том, что для ответа требовалось не точное знание, а некоторый синтез знаний, а это давалось не всем и нелегко. Но и в чувстве юмора ему отказать было нельзя! Как и в терпении! Однажды у доски я никак не мог решить какую-то задачу, связанную с теплообменом! Валерий Александрович, пытаясь мне помочь, задавал наводящие вопросы, но я никак не мог взять в толк, что от меня требуется. Наконец, он строгим голосом спросил: « Яблонский…, если ты нальешь в чугунок воду и начнешь ее растирать железным ломом ( я себе представил процесс приготовления мамалыги!), вода закипит?!»

- Закипит! - уверенным голосом ответил я.

- Молодец, Яблонский, едва улыбаясь, сказал Валерий Александрович! За трудолюбие я тебя уважаю!

Чем закончился урок, я, конечно, не помню, но и обиды не было! А вот с решением задач все потихоньку наладилось.

Второй эпизод, врезавшийся в память на всю жизнь, госэкзамен по физике по окончании десятого класса. Надо сказать, что к десятому классу количество четверок в моем дневнике существенно сократилось. Усердие педагогов не прошло даром и учился я довольно сносно. На медаль я не претендовал – сказался «груз» четверок, накопленный с пятого по девятый классы, но, как выяснилось при поступлении в Кишиневский государственный медицинский институт, мой средний балл был 4,83 или 4,87, что округлялось до пятерки! Но, по моим расчетам, физику я должен был сдать на твердую пятерку. А вышло иначе…

Экзамен принимала комиссия, в которую входила Галина Александровна, другие преподаватели, но главную скрипку играл Валерий Александрович! Мы вытягивали билеты, номера которых он нацарапывал на кусках пластмассы, напоминавших разломанные линейки. Вместе со мной зашли и все мои односельчане – одноклассники: Ян Комарницкий и Антон Гурский, который, в силу каких-то причин остался на второй год в десятом классе. Учились они хуже, чем я и очень рассчитывали на мою помощь. Взглянув на свой билет, я понял, что все вопросы знакомые и задача на дефект масс была просто подарком судьбы – это был мой любимый раздел физики! Я живо включился в процесс подготовки моих товарищей и, когда пришла пора мне отвечать, за свой билет я и не брался! Теоретически я ответил достаточно уверенно, а когда спросили о задаче я ответил, что не успел ее решить, но готов это сделать у доски. Мне разрешили и я залпом написал все нужные уравнения… «Ответ неверный» - буркнул Валерий Александрович и я смешался, покраснел, тут же увидел «ошибку» и скоропалительно стал что-то переписывать, пересчитывать все больше запутываясь и теряясь. Мои мучения были прерваны, и я отправился ожидать результата в коридор, где, как мне казалось, уже был весь класс. Время тянулось мучительно долго и наконец нас пригласили в класс и объявили оценки… У меня стояла четверка. Дальше не все помню… но уже вне класса, когда никого не было (значит я не ушел сразу, после объявления оценок), ко мне подошел, как всегда строгий, Валерий Александрович… Насколько я расстроен он видел (я до сих пор не научился скрывать своих чувств) и коротко поговорил со мной.  Сообщил, что задачу я решил, по существу, правильно, но допустил арифметическую ошибку. Еще сказал, чтобы этот эпизод стал для меня уроком на всю жизнь! Чтобы я вначале делал свое задание… и т.д.  Урок этот я усвоил, но эта четверка могла сыграть роковую роль при поступлении в Кишиневский государственный медицинский институт.

Это, конечно, другая история, но запомнилась навсегда. Вступительный экзамен. Физика. Помню, что один из вопросов касался электродвижущей силы, а задача тоже была на дефект масс! Все вопросы были знакомые. И задачу решил, перепроверил и стал наблюдать за окружающими. Передо мной отвечали три девочки. Отвечали плохо. Экзаменаторы, в свою очередь, демонстрировали верх деликатности и терпения. И трижды, на моих глазах, перед тем как поставить оценку в экзаменационную книжку каждого абитуриента спрашивали, какая оценка по физике была у них в школе? Все трое сказали, что у них были пятерки. «А у нас только три…» с оттенком виноватости отвечали экзаменаторы. Эти диалоги меня совершенно успокоили, так как мы все были наслышаны, что на физике всех «режут»! Я убедился, что это не так и вышел отвечать. Каждый вопрос я освещал уверенно, по заранее составленному плану и долгожданное: «Хватит, - следующий вопрос!» прерывал меня три раза, после ответа на каждый вопрос. Бегло взглянув на правильно решенную задачу, рука экзаменатора, настроенного очень доброжелательно, потянулась к моему экзаменационному билету… и тут прозвучал уже привычный вопрос: «А что у Вас было физике в школе?» Ни секунды не раздумывая, я ответил: «Четыре». Рука другого экзаменатора опередила первого, и, я вышел с оценкой «хорошо»! С одной стороны, это было неплохо, но этот балл мог сыграть роковую роль при подведении итогов вступительных экзаменов. А я до сих пор удивляюсь своей наивности и тому, что финальная четверка была моей поведенческой ошибкой, но про все свои пятерки в четвертях я совсем забыл...

Не могу не сказать и о том, что, когда мы учились в девятом классе, у нас появился новый преподаватель физики. Василий Кузьмич Гладыш. Сразу после окончания университета с красным дипломом, он приехал работать учителем в школу. Университетское образование светилось в его глазах! Может быть поэтому, несмотря на его молодость, ни у кого из наших старшеклассников и мысли не возникло о каком-то панибратстве!  Манера его преподавания разительно отличалась от того, что мы видели ранее. Он не был недоступен, но я всегда ощущал огромную дистанцию между тем, что он преподает и тем неведомым миром, который он вместил в себя в университете. Преподаватель он был истовый, азартный, постоянно что-то изобретал, не персонифицировал никого в классе, но не мог скрыть своей досады, когда наши классные хулиганы и неисправимые троечники (Толя Дикий, Валера Белик, Валера Сторожчук) донимали его во время урока своими шалостями! Буквально через год в школе появился комнатный планетарий, а вершиной моего астрономического образования была демонстрация звездного неба прямо у нас в классе!!! И астрономия осталась одним из самых ярких школьных воспоминаний! И, как приятно, что сорок лет спустя я увидел единственный школьный планетарий в Европе в одном из вспомогательных помещений школы, где размещаются школьные мастерские и лаборатории! Все это удалось обустроить Василию Кузьмичу в те самые трудные 90-е и 2000-е годы!  Сегодня, познакомившись с Василием Кузьмичем поближе,  я лучше могу оценить его вклад в сбережение лучших традиций советского образования в моей родной школе! Представляю, сколько всего ему пришлось пережить, будучи многие годы директором школы, отстаивая свои убеждения, защищая свой коллектив и своих учеников в столь бурное время!

Пора заканчивать мои воспоминания о школе. И не хочется, потому, что еще столько осталось в памяти! И физкультура с Виктором Александровичем, и игра «Зарница» в которую мы играли вполне серьезно, и спортивные секции (особенно запомнились национальные танцы с Анатолием Склифасом, который, в качестве бонуса, при нашем хорошем поведении в конце занятия показывал нам несколько движений из бальных танцев, и футбол, хотя больших успехов мы добились в баскетболе). И «Труд» с Владимиром Владимировичем Войновским и Николаем Ивановичем Романом, которые научили нас не только работать на станках, но и позволили по окончании школы получить свои первые водительские удостоверения… Но есть еще два эпизода, без которых мое повествование будет неполным.

Один из них касается трагической смерти Вовы Пастернака… Это был веселый, подвижный и очень ловкий мальчик, небольшого роста, немного полноватый для нашего возраста, который жил неподалеку от нашей «старой» школы и, после уроков, часто пропадал на нашей спортивной площадке, за школой. Его любимой игрой был баскетбол! Он был шутник и весельчак. Тройки у него были, но он всегда воспринимался как хороший ученик! Несчастье это случилось, кажется, когда мы учились в шестом классе. Он трагически погиб… задохнулся в собственноручно изготовленной петле… Не знаю больше ничего, но Володя … умер! Эта новость нас «накрыла» утром, когда мы пришли в школу… Все были подавлены. Многие плакали. Разговаривали шёпотом… Учителя проводили уроки вполголоса. Но урок химии в тот день я запомнил навсегда.

В класс вошла Зинаида Семеновна Кейсерман. Вошла молча… прошла к столу и повернулась к классу. Ее глаза были полны слез, но лицо было сухим… Тихим голосом она сказала, что в школе произошло большое несчастье, умер наш школьник, Ваш одноклассник… Урока сегодня не будет. Вы можете побыть в классе, а можете идти домой. Никто не ушел!!! Изредка в полголоса переговаривались. Все сидели до конца урока, пока Зинаида Семеновна нас не отправила по домам... И такое было единение и в классе, и в школе. Я впервые увидел своих преподавателей так искренне страдающих, притихших, бесконечно добрых и мудрых… И эта человеческая глубина, и невероятная близость к нам, к детям, породила мое новое отношение к своим учителям, как к людям глубоким, человечным, искренним!

Второй эпизод, легкий и веселый. Когда я учился уже в десятом классе, историю нам преподавал Леонид Борисович Кейсерман – директор школы. Это был полноватый подвижный человек, новатор во всем (именно по его инициативе мы стали изучать автодело) блестящий оратор – лектор общества «Знание», которое в ту пору играло важную роль в системе образования взрослых – тружеников предприятий и организаций. Однажды папа за семейным ужином рассказал, что у них в автобазе состоялась лекция Леонида Борисовича. Темы я не помню, но уважение к лектору сквозило в каждой фразе папы… Леонид Борисович всегда был востребован и страшно занят. Но уроки проводил регулярно, азартно, много рассказывал, а знал он – необычайно много! И вот однажды он опоздал на урок на целых пол-часа! Вошел в класс, глянул на часы и попросил нас приготовиться к конспектированию…  За 15 минут он преподал нам урок (а темой был Манифест коммунистической партии), который я помню всю свою жизнь! Он состоял из одних вопросов!!!

-  Кто написал Манифест коммунистической партии?

- Почему Карл Маркс и Фридрих Энгельс написали этот труд?

- В каком году был издан Манифест?

- Какая ситуация складывалась в 1848 году?

- Какая страна стала лидером революционного движения Европы в середине ХIХ века?      

- Что характеризовало революционную ситуацию в России? и т.д. Каждый следующий вопрос содержал ответ на предыдущий, раскрывая и дополняя их…

Мало того, что этот урок я запомнил на всю свою жизнь, он остался в моей памяти как пример блестящего знания своего предмета и огромного педагогического таланта!

Единственный раз мне посчастливилось быть на вечере встречи с выпускниками нашей школы. Я был студентом первого курса Кишиневского государственного медицинского института и меня переполнял восторг от возвращения в школу в этом качестве. Королем Бала был избран врач-хирург нашей районной больницы Прозоровский  Петр Филиппович … Торжественная часть вечера проходила в переходе между корпусами школы… преподаватели стояли на ступенях на стороне спортзала и в центре стояли… уже больной (мы это знали), Леонид Борисович Кейсерман с Зинаидой Семеновной. Мы, с моей партнершей (она училась уже в десятом классе), в вальсе (спасибо урокам Анатолия Склифаса) по линеечке «прошли» по середине зала и, преклонив колени, вручили директору школы огромный букет белых цветов! Кажется я опять увидел слезы в глазах Зинаиды Семеновны… Теперь, спустя почти полвека, уже у меня увлажняются глаза от благодарности родной школе, дорогим учителям, которые нас учили, наставляли, воспитывали…. Многие уже ушли из жизни и я не успел сказать им спасибо! И только память о том белом букете  в какой-то мере утешает меня.

Учитель! пред именем твоим

Позволь смиренно преклонить колени…

Именно этими строками Николая Алексеевича Некрасова я хочу завершить свое повествование и сказать громадное СПАСИБО всем педагогам моей родной школы, которые и сегодня продолжают дело наших УЧИТЕЛЕЙ!

Петр Яблонский, выпускник 1976 года,

Заслуженный врач Российской Федерации,

доктор Медицинских наук, профессор,

Заведующий кафедрой госпитальной хирургии СПбГУ,

Главный хирург Комитета по здравоохранению

Правительства Санкт-Петербурга,

Главный специалист-торакальный хирург

Министерства здравоохранения РФ,

Президент Ассоциации Торакальных хирургов России